Елена Осокина, «За фасадом сталинского изобилия»

Как-то очень долго не мог взяться за текст по данной книге. Ещё одна серьёзная работа на непростую тему, связанная с советской властью. Причём тема, которая вызывает наибольшие споры среди граждан бывшего СССР после потерь в ВОВ и масштабов сталинских репрессий. Честно говоря, сложно как-то коротко писать на настолько объёмную тему. Да и не самый удачный мой текст, если честно. Править уже надоело. 🙂

TLDR; Сталинское изобилие и успешность индустриализации — миф. Надеюсь, сэкономил вам время.

Часть первая

Тема снабжения в СССР лично мне была в том числе интересна ещё со времён университета. Напомню, моя дипломная работа была про НЭП. Но ещё помимо этого очень часто встречал на просторах Сети такое мнение, что советский дефицит это всё происки Брежнева или Горбачёва, а вот ранее каких-то особенных системных проблем вызванными не внешними обстоятельствами (война, экономическая политика Запада) не было. Отчасти сам в это верил, поскольку тот же НЭП хорошее впечатление производил на тот момент для меня. Да и с другой стороны, смогли же в годы первых пятилеток появиться такие гиганты как КМК (Кузнецкий металлургический комбинат, если кто не признал), Магнитка, Донбасс.
Тем не менее, пытаясь призвать к разуму и логике как-то пытался возражать в духе, «мол невозможна такая история, что бац и дефицит на ровном месте. Поскольку те или иные экономические проблемы следствие политики проводимой за десятилетия до описываемой ситуации». Вот только на руках как-то не было весомых материалов. А специально ради споров в Интернете искать — ну такое, как вы понимаете. И если по НЭПу я ещё мог достать свою библиографию которую использовал при написании курсовых работ и дипломов, то здесь нужно было закапываться слишком основательно. На что, как вы понимаете, времени не было.

Так было до относительно недавней поры, пока не раздобыл на non/fiction, кажется, книгу историка Елены Осокиной.
Сразу скажу — это не публицистика даже близко, несмотря на несколько «кликбейтный заголовок». По сути, это кандидатская диссертация выпущенная в виде книги, причём работали над ней больше десяти лет. Причём тему разрабатывали не по публичным библиотекам в отличие от кучи диванных историков пишущих на форумах и бложиках, а брались материалы из центрального архива ФСБ, РГАЭ, ГА РФ и так далее. Где в свою очередь лежат не пересказы пересказов, а первоисточники в виде подлинников документов Политбюро, материалов Особых Папок (ну или в народе называемых «красными»), всевозможные директивы ЦИК СССР, СНК СССР, документы Наркомснаба/Наркомторга, Прокуратуры СССР, СТО, Президиума Верховного Совета СССР и многих других. Поэтому в ссылках даны конкретные номера описей, архивов, а цитаты там отличаются очень большими объёмами. Другими словами, в предвзятости или же выборочном цитировании или «черрипикинге» как сейчас такое нередко называют, обвинить автора не выйдет.

В первую очередь, совсем неожиданностью стало для меня то, что брежневский дефицит на фоне проблем двадцатых сороковых годов ещё ничего, жить можно. Хотя ругают именно его, в силу того, что свидетей намного больше осталось.
Ещё больший миф — сталинский «эффективный менеджмент». Почему? Просто одно дело читать где-то общие рассуждения, другое — цитаты из описей чередующиеся с невероятно подробными сводками ОГПУ с точными цифрами и данными с мест, а также докладными записками на имена Сталина, Молотова, Микояна с грифом «секретно», которые там тоже приводятся.
Не говоря уже о телеграммах местных обкомов в ЦК, которые пишут «Пришлите хоть что-нибудь, нечего есть!» И это не в период голода, а рекордно урожайные годы! Что было в неурожайные рассказывать нет смысла, хорошо известно. И вообще, тема еды в России в результате всей этой политики — национальная травма живущая в умах людей до сих пор.

Особенно интересна описываемая там борьба со спекуляцией и частным хозяйством. Доходило до парадоксов. С одной стороны государство боролось со «спекулянтами», но вместе с тем не могло без них существовать, поскольку именно они развозили товар туда, куда не дотягивалась существовавшая советская система снабжения. И стоило начинать прижимать даже не «спекулянтов», а в целом легальную частную патентованную торговлю, как уже в само Политбюро парткомы на местах судорожно рапортовали о проблемах связанных с недостатком вообще всего, включая самое необходимое вроде круп и хлеба.
Очереди, хищения, всё это в книге тоже есть и очень подробно разобрано. Во второй части, если кто доберётся до туда, немного пройдусь по этой теме.

У Осокиной очень нравится подход к написанию. Автор в книге не лукавит и не скрывает. Там, где не хватает данных, об этом прямо говорится. Экстраполяций автор не допускает, а если и делает, то с кучей оговорок и снова предупреждает, что это может быть неверным. Собственно, там есть пассажи, где автор упоминает, что даже сводки НКВД, впоследствии ложившихся на стол людям уровня Сталина и Микояна, могли грешить ошибками и неточностями. А то и вовсе были довольно-таки пристрастными.
Именно так и должна выглядеть добротно написанная научная работа. К стыду своему, я хорошо помню где лажал я в своих трудах. Жаль, не прочёл эту работу тогда. Было б чему научиться. При всей сложности темы, автор пишет очень хорошим языком, поэтому даже неподготовленный читатель вряд ли уснёт за чтением.

Для остальных скажу, что рекомендую читать данную работу в паре с другой, рецензию на которую уже писал «Алхимия советской индустриализации: время Торгсина» от того же автора. Некоторая часть данных там даже пересекается. Порядок прочтения неважен. Можете как сначала изучить эту книгу, а потом про Торгсин или наоборот. Тут уж как больше нравится.
Повторюсь, книга очень стоит прочтения сама по себе. Даже если историей СССР вы почти не интересуетесь или интересуетесь постольку поскольку.
На этом месте большинству чтение можно закончить. 🙂 Дальше уже пойдёт часть только для самых мотивированных и стойких, хе-хе-хе. 🙂

> Я ВАС ПРЕДУПРЕДИЛ! АЛЯРМ! АХТУНГ! БОЛЬШИЕ ЦИТАТЫ ДАЛЬШЕ ПО ТЕКСТУ! <

Часть вторая

Выбирать материал, чтобы лучше описать ощущения от книги, дело страшно неблагодарное. Как и «Алхимия советской индустриализации» книга написана очень содержательно и там можно цитировать вообще всё.

Но раз уж такое дело, всё же продемонстрирую по возможности кое-что. Оно того стоит. И да, текста будет очень много, включая сноски. Иначе впечатление будет очень неполным. Что-то сократить оттуда сложно, но всё же мне пришлось сделать это. Поскольку лонгриды осиливают не все, говорят. 🙂

«Мировой опыт свидетельствует, что многие государства прибегали к регламентации снабжения главным образом в периоды войн. Именно войны создавали к этому два необходимых условия: острый дефицит товаров и усиление централизации. Однако при всем многообразии систем государственного регулирования снабжения, сталинская остается уникальной. За редким исключением, государственная регламентация снабжения в других странах не сопровождалась уничтожением частного сектора в экономике. Система распределения товаров 1931-35 годов уникальна еще и попыткой создать крайне стратифицированную систему снабжения. Даже карточная система, существовавшая в СССР в период второй мировой войны, уступала в этом карточной системе первых пятилеток. И, наконец, по принципам, на которых строилось государственное регламентирование снабжения, сталинская система являлась крайне прагматичной. В ней почти отсутствуют принципы социальной справедливости и в гипертрофированном виде выражены принципы государственной выгоды.
Сравнивая мировые системы государственного регулирования снабжения, приходишь к выводу, что сталинское руководство разрабатывало свою, руководствуясь законами военного времени, а советское общество в мирные 30-е годы жило в условиях, которые некоторые нации не испытали даже в периоды мировых войн.»

«Нищета и бесперспективность сельской жизни стали одной из главных причин миграции в города во все десятилетия советской власти. Развитие миграции в конечном итоге привело к «вымиранию» деревень и целых аграрных регионов. Гремевшая в 70-е годы в СССР трагедия Нечерноземья - бесперспективных деревень в центре России, откуда бежала молодежь и только старики оставались доживать свой век, имела своим началом сталинские 30-е. Вопреки утверждениям советской историографии, противоположность города и деревни при советской власти не стиралась, а, по меньшей мере, сохранялась.
Причины бедственного продовольственного положения деревни в годы карточной системы нетрудно увидеть. Государственная система снабжения строилась на предположении о самообеспечении сельского населения. Однако возможность самообеспечения подрывалась все возраставшими государственными заготовками, которые изымали не только товарный, но и необходимый для потребления самих сельчан продукт. В итоге колхозы оставались с небольшой суммой денег - заготовительные цены для колхозов были убыточными - и с небольшим запасом выращенной ими продукции, из которой еще предстояло выделить семенные и резервные фонды. В результате, как говорит русская поговорка, «сапожник сидел без сапог»: хлеборобы не имели в достатке хлеба, те, кто растил скот, не ели мяса, не пили молока.
Вычищая колхозные закрома, государство снабжало сельское население скудно и нерегулярно. Хотя сельское население по численности более чем в три раза превосходило городское, в период карточной системы сельское снабжение составляло всего лишь около трети товарооборота страны. Товар завозился главным образом в третьем и четвертом кварталах, чтобы стимулировать сбор урожая. В 1931-33 годах на снабжение сельского населения Наркомснаб выделил лишь 40-30% швейных изделий, обуви, мыла, трикотажа. Еще хуже сельское население обеспечивалось продовольствием. В указанный период Наркомснаб направил в города СССР более половины рыночного фонда растительного масла, порядка 80% фондов муки, крупы, животного масла, рыбных продуктов, сахара, почти весь фонд мясопродуктов (94%), весь маргарин, треть всех государственных фондов чая и соли. Если учесть, что и города, получая львиную долю государственных фондов, обеспечивались крайне недостаточно, то ясно, что остававшиеся сельскому населению крохи не могли улучшить его положения.
Даже эти данные, будучи усредненными, лишь в слабой мере характеризуют скудость государственного снабжения сельского населения. Направляемые в деревню фонды имели целевое назначение. Это значит, что товары не распределялись поровну между жителями, а шли на обеспечение определенных групп населения, в первую очередь работников политотделов МТС и совхозов.
[...]
Архивные материалы свидетельствуют, что и без того недостаточные планы завоза хронически не выполнялись. Вместо реальных товаров крестьяне получали бумажки - квитанции, которые подлежали отовариванию в неопределенном будущем, облигации государственных займов. Большую часть времени сельпо стояли полупустыми, представляя жалкое зрелище.»

«Система государственных заготовок и снабжения приводила к тому, что локальный голод не покидал деревню даже в урожайные годы. Неурожай же, который не учитывался при составлении планов заготовок, грозил голодным мором. Неурожайным стал 1931 год, он же - прелюдия к массовому голоду и предостережение о нем. Несмотря на плохой урожай, планы заготовок в тот год пересмотрены не были. Вот лишь один из примеров. На одном из «хлебных совещаний» в Наркомате снабжения СССР представитель Башкирии говорил:
«В прошлом году (то есть, в 1930. - Елена Осокина) за август месяц было заготовлено всего 1 млн. пудов. В настоящее время мы имеем на 1 сентября 2 млн. 600 тыс. пудов, то есть более чем в 2,5 раза больше против прошлого года. Но это не значит, что хлебозаготовки идут хорошо, так как плановое задание на август сего года выполнено только на 29%».

Последствия не замедлили сказаться. Весной 1932 года из Башкирского обкома партии пришла телеграмма, в которой говорилось, что в колхозах отсутствует продовольственный хлеб, колхозники нищенствуют и пухнут от голода. Весной-летом 1932 года случаи опухания от голода, отравления, вызванные употреблением в пищу суррогатов и падали, рост нищенства были зарегистрированы и в Казахстане.
Следующий, 1932 год вновь был неурожайным, но планы заготовок росли. Запасы в деревне истощались. Архивы сохранили для нас сводку ОГПУ о настроении районного и сельского актива Украины в связи с планом хлебозаготовок на 1932 год. В 220 случаях колхозы и сельсоветы отказались принять план, и только в 2 случаях план был принят. Вот высказывания не просто колхозников, а сельского руководства:

«План прикончит район». «Если выполним, то опять останемся без хлеба. Для посева не останется семян». «План составлен без учета урожая и потребности колхоза». «Останемся голодными как в прошлом году». «План выполним при условии, если государство после этого окажет нам помощь». «В этом году придет конец нашему сельскому хозяйству. План хлебозаготовок этого года ликвидирует все. Нужно заблаговременно уезжать куда-нибудь на Кавказ, а то мы подохнем с голоду». «При объявлении народу плана у него сейчас же отпадет всякое желание работать». «План хлебозаготовок мы не выполним, а за это меня отдадут под суд. Не хочу оставлять колхозников голодать, не хочу идти под суд. Поэтому быть председателем не могу». «Возьмите у меня партбилет, но я плана не приму. Я боюсь показываться перед массами». «В прошлом году при выполнении плана хлебозаготовки приходилось хватать за грудь, а сейчас дело дойдет до ножа. Я боюсь ехать в село, потому что если сказать колхозникам о плане, то они разбегутся.»

Но то село, проблемы эффективности снабжения в деревне и вообще сельской местности мало кто оспаривает. Это достаточно известный факт, что снабжение тогда строилось по принципу важности для индустриализации. Может на заводах было иначе? Что ж, давайте посмотрим:

«Бесчисленное множество закрытых распределителей и столовых являлось фасадом, за которым в реальной жизни скрывалась стратификация в бедности. Государственное снабжение не обеспечивало городскому населению, за исключением небольших элитарных групп, даже прожиточного минимума. [...]
Американский инженер Джозеф Томсон, который работал в Свердловске, вспоминает, что единственным преимуществом в питании ударников, по сравнению с другими рабочими, была тарелка горячих постных щей, которую они получали сразу же при перевыполнении нормы. Значит, по существу, реальную разницу в этой стратификации представляла всего лишь тарелка кипятка, в котором сварили капусту.
Сводки ОГПУ о состоянии продовольственного снабжения крупных промышленных центров за 1930-31 годы также являются свидетельствами стратификации в бедности. Государственное снабжение не обеспечивало сытой жизни даже индустриальному авангарду. Продукты были низкого качества. Преимущества инженеров и рабочих, по сравнению со служащими, исчислялись 0,5-2 кг мяса или рыбы, 400 гр постного масла, 500 гр. сахара, получаемых в месяц на всю семью.»

Многие помнят, что тогда были даже знаменитые «колбасные» поезда ходившие в Москву и Ленинград. Для меня это было большим удивлением узнать, что даже они несмотря на постоянно повышаемые лимиты на различные группы товаров, периодически испытывали проблемы со снабжением. Причём Политбюро всячески отказывалось от отвественности за постоянные провалы со снабжением и регулярно писало гневные письма в ОГПУ с целью «найти виновных» в срыве планов. Разумеется ОГПУ наказывало «вредителей снабжения» вплоть до расстрелов, но это не помогало и приходилось внедрять карточную систему по всей стране.
Но может быть при Сталине хотя бы эффективно работали на заводах, несмотря на проблемы со снабжением? Ведь если вспомнить, с плакатов тех лет сплошь и рядом были призывы к трудовым подвигам и воспевался высочайший духовный подъём и пассионарность при строительстве нового мира. Ситуация парадоксальная и если честно, до сих пор не укладывающаяся в моей голове. С одной стороны вроде как видим появление заводов-гигантов существующих и поныне. В самом начале я уже упоминал про КМК или Донбасс, но вместо с этим возникает ощущение, что возникли они не благодаря, а… вопреки:

«Организация самоснабжения на промышленных предприятиях отнимала немало времени у производства. Вот описание одного из предприятий — образцового с точки зрения организации рабочего снабжения. Для проведения сельхозработ в своих собственных
и подшефных хозяйствах постоянно проходила мобилизация рабочих и технических кадров. За цехами закреплялись определенные участки работы, и заводское радио каждый день объявляло, сколько требуется рабочих рук на поля и фермы. Собрания по вопросам снабжения шли на заводе одно за другим: совещания секторов по распределению продуктов, составление списков по категориям снабжения и обсуждение их на собраниях (два раза в месяц списки пересматривались), распределение талонов между цехами, продажа обеденных талонов, совещания уполномоченных по общественному питанию, совещания продавцов с участием рабочих, дежурства и проверка работы столовых, баз, складов, для чего создавались специальные лавочные комиссии, летучие отряды, добровольческие активы, хлебные инспекции и прочее. Формировалась огромная армия «снабженцев», не участвовавшая в производстве. При знакомстве с этим положительным опытом невольно возникает вопрос: кто же работал, если только для того чтобы обратиться с заявлением на хлебозавод, мобилизовывали целую бригаду? Подсчитать убытки, которые нанесла производству организация снабжения, конечно, невозможно, но они огромны. Получался заколдованный круг: либо рабочие плохо работали, потому что были голодны, либо они были сыты, но не работали, так как все время уходило на обеспечение их питания.»

К слову, народное «если хорошо постоять в очереди, то можно и не работать» родилось отнюдь не в дефицитные семидесятые-восьмидесятые как я думал изначально, а именно в тридцатые-сороковые.
Отдельно отмечалось, что изобретательность людей была велика. Из отчётов ОГПУ видно, что решали проблему многочасовых очередей как с помощью силы и хитрости, так и блатом со взятками. Да, взятка за возможность того, чтобы что-то купить в магазине. В противном случае, не достанется вообще ничего.
В ЦА ФСБ сохранилось множество донесений на эту тему. Для рассеивания, а то и просто разгона очередей задействовали контингент НКВД(!), а не просто милиции. Вводились драконовские меры против очередей, проводились облавы, но не особенно помогало.
Но что самое главное, страна тратила огромные средства на борьбу с последствиями дефицита вместо вложений в производство товаров народного потребления или социальных программ. И эти траты практически не несли какого-то серьёзного эффекта.
Другими словами, похоже единственное в чём сталинский СССР был по-настоящему эффективен — террор против инакомыслящих и изъятие средств у населения в целях конвертации их в валюту для оплаты индустриализации. Но это уже тема другой книги, про которую писал ранее.

Но говоря о терроре, нельзя не вспомнить систему концентрационных лагерей ГУЛАГа. Обычно все пишут, что ГУЛАГи строились для того, чтобы обеспечить дешёвой рабочей силой стройки коммунизма. Но вот только в этой книге увидел один интересный момент, о котором, если честно, не задумывался:

«Рост числа заключённых не только обеспечивал дешёвую рабочую силу для строек социализма, но и и имел другой экономический эффект. Он ослаблял товарный дефицит в стране — число потребителей уменьшалось, товарные фонды за счёт включения личных вещей репрессированных росли. Ничего не производя, государство пополняло свой бюджет.»

Ещё один широко и бурно обсуждаемый момент, когда дело касается советских лет — положение номенклатуры. Действительно, если вспомнить, то оно действительно создало себе огромное количество привилегий. Но каково же было их положение на самом деле:

«Самой большой привилегией элиты в голодные годы первых пятилеток являлась сытая жизнь. Но, строго говоря, в стране был только один человек, который не жил «на пайке, по ордерам и талонам» - Сталин. Обильные застолья в Кремле и на даче «хозяина» описаны в мемуарах. Остальное высшее политическое руководство получало паек. Паек был дешевым, почти даровым и достаточно сытным, но все же это был паек.
Вот один из примеров спецпайка. Его получали летом 1932 года жившие в Доме правительства на Болотной площади в Москве. Месячный паек включал 4 кг мяса и 4 кг колбасы; 1,5 кг сливочного и 2 л растительного масла; 6 кг свежей рыбы и 2 кг сельди; по 3 кг сахара и муки (не считая печеного хлеба, которого полагалось 800 гр в день); 3 кг различных круп; 8 банок консервов; 20 яиц; 2 кг сыра; 1 кг кетовой икры; 50 гр чая; 1200 штук папирос; 2 куска мыла; а также 1 литр молока в день*. Сытно, но, если не считать икры, без излишеств. В ассортименте были также кондитерские изделия, овощи и фрукты. Перебоев с продуктами в спецраспределителях, как правило, не было. Нормы могли варьироваться, одни продукты заменяться другими, но всегда существовал выбор.
Одеждой и обувью высшее руководство страны обеспечивалось по ордерам и талонам**. Источники снабжения были ограничены. В зависимости от ранга разрешалось определенное количество заказов на пошив в специальных мастерских. По нормам и по очереди можно было купить вещи в специальных распределителях или получить со склада в Кремле. В последнем случае одежда бывала «с чужого плеча», бывшей в употреблении, конфискованной. Те руководители, кто ездил по службе за границу, привозили импортные вещи - шелковые чулки, шляпки, духи, белье, платья. Молодые жены кремлевских сановников старались следовать европейской моде по журналам, которые попадали в страну. (К слову сказать, одним из каналов проникновения иностранных журналов в СССР являлось ОГПУ/НКВД. Сотрудники получали их по служебным каналам, но часто использовали в личных целях.) Но в общем-то высшее руководство страны внешне выглядело скромно - пиджачки, мягкие рубашки, косоворотки.»

* Стоимость этого пайка (литера «А») составляла немногим более 147 руб. Паек для ответственных работников (литера «Б») был скромнее. В конце 1931 года он включал: 2 кг мяса и 3 кг колбасы, 3 кг рыбы, 2 кг сельди, 0,5 кг кетовой икры, 5 банок консервов, по 1 кг жиров и сыра, по 1,5 кг сахара и сухофруктов, 10 штук яиц в месяц, а также 1 л молока в день. Ко времени отмены карточной системы нормы рыбы, жиров, сахара были повышены (РГАЭ.Ф. 8043. Оп. 1.Д.71.Л. 107-108; Оп. 11.Д. 32. Л. 30; ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 16а. Д. 343. Л. 4-5).

** Летом 1931 года Наркомснаб утвердил следующие нормы снабжения в закрытых распределителях ответственных работников (литера «Б»): зимнее, демисезонное пальто, плащ, костюм, брюки, толстовка, 3 рубашки, 4 пары белья, 24 м ткани, 6 пар носков, 12 кусков туалетного мыла, 2 пары обуви, 2 пары галош, 2 простыни на человека в год. Ко времени отмены карточной системы руководящим работникам (литера «А») полагалось товаров на 300 рублей в квартал, ответственным работникам (литера «Б») - на 250 рублей (РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 32. Л. 30; ГАРФ. Ф. 5446.Оп. 16а. Д. 343. Л. 5).

Причём нужно понимать, что элита относительно хорошо жила только в сравнении с простым населением в СССР. Если сравнить жизнь советской номенклатуры даже весьма благополучных по советским меркам семидесятых годов с уровнем жизни на Западе, то жизнь элиты еле-еле дотягивала до так называемого «среднего класса» на Западе, а то и нередко был даже значительно ниже его.
Вообще, теме «стратификации в бедности» здесь очень много места уделено. Потому, что несмотря на официально заявленное равенство граждан Советского Союза, «дифференциация по цвету штанов» была даже больше, чем в ругаемой всеми (и разумеется совершенно за дело, стоит заметить) Императорской России. Чего стоит одна только категория «бывших людей», куда попадали представители былой знати, либо даже просто хоть сколько-нибудь уважаемых и достаточно зажиточных людей Российской Империи.
Что поразило, даже у многократно униженных и третируемых евреев России, скажем, времён Николая Второго прав было больше, чем у «бывших людей» или крестьян в «свободном» СССР. На эту тему, кстати, есть неплохая, хотя и ощутимо однобокая книжка «Бывшие люди». Впрочем как и в случае с евреями во времена империи, на происхождение могли закрыть глаза, если ты работал, над чем-то катастрофически важным, где не хватало кадров. Например, строительство железных дорог. Но это уже другая история.
Так вот, возвращаясь к теме о «разноцветных штанах». Анализ работы принципов карточной системы показывает, что стратификация снабжения не соответствовала классификации советского общества к которой мы привыкли.
Внутри официально провозглашённых групп рабочих, крестьян, интеллигенции и военных существовали страты, где в свою очередь были разные условия снабжения.
Если верить официальным постановлениям в стране, то норм выше, чем у индустриальных рабочих или красноармейцев не существовало. Об этом говорилось в лозунгах. Об этом писалось в газетах. Даже высшая партийная элита на бумаге по нормам снабжения приравнивалась к индустриальным рабочим. На практике, как мы знаем, существовали спецраспределители которые официально нигде не афишировались, но которые сильно дополняли и расширяли официальный паёк рабочего, выдаваемый номенклатуре на виду у публики.

Но как ни удивительно звучит, советское общество при всём этом в самом деле было значительно однороднее западного. И равенство там в самом деле присутствовало. Но это было не равенство сытых и обеспеченных людей, как то пропагандировал коммунизм, а именно что неравенство в бедности.
Причём даже после смерти Сталина ситуация не менялась, поскольку система стоявшая в основании и порождающая дефицит никуда не девалась, всего лишь обвешивалась со временем сайдингом. Впрочем, как мы знаем, это мало кого обманывало. И разрыв в уровне жизни между Западом и Россией упорно не сокращался, несмотря на все усилия. Напротив, он всё только возрастал.
Причём это неравенство было порождено полным игнорированием реальности и потребительского спроса в угоду политэкономии. Примеров тому в книге несть числа. От последствий борьбы с частной торговлей, до вписывания с огромным скрипом и неохотой в социалистическую экономику колхозных хозяйств, продающих самостоятельно свою продукцию городу и другим лицам. Опять же, отправляю к книге про Торгсин.

Как и предыдущая работа Осокиной, книга заставила ощутимо пересмотреть многое из того, что читал ранее. Повторюсь в очередной раз. Моё мнение — читать. Вне зависимости от политических предпочтений и воззрений на тогдашнюю историю. Выводы оставлю на ваше усмотрение.